Обнажение приёма

Спеленутые младенцы. О морские города! На стогнах ваших я вижу граждан, женщин и мужчин, чьи руки и ноги туго связаны прочными узами, связаны людьми, которые не поймут вашего языка, и лишь между собою сможете вы слезными жалобами, вздохами и стенаниями оплакивать ваши мучения и утраченную вами свободу. Ибо те, кто связал вас, не поймут вашего языка, как и вы не поймете их.

Записные книжки Леонардо да Винчи

оно же - эпиграф к лакановской "Судьбе разума после Фрейда"
_____________________________
буквально. понимать. надо.

Самое отношение к направлению любомудров у Пушкина достаточно характеризуется его письмом к Дельвигу от 2 марта 1827 г.: "Милый мой, на днях, рассердясь на тебя и на твое молчание, написал я Веневитинову суровое письмо... Ты пеняешь мне за Моск<овский> вестник -- и за немецкую Метафизику. Бог видит, как я ненавижу и презираю ее; да что делать? собрались ребяты теплые, упрямые; поп свое, а черт свое. Я говорю: господа, охота вам из пустого в порожнее переливать -- все это хорошо для немцев, пресыщенных уже положительными знаниями, но мы... -- Моск<овский> вестник сидит в яме, и спрашивает: веревка вещь какая? (Впрочем, на этот метафизический вопрос можно бы и отвечать, да NB.) А время вещь такая, которую с никаким Вестником не стану я терять. Им же хуже, если они меня не слушают".

Пушкин не только не испытывал философского влияния любомудров, они были литературно для него чужими и во многом враждебными людьми. Иное дело их журнал, которым Пушкин интересовался. "Веревка" метафизическая Пушкина не занимала, его занимала веревка, на которой с полгода назад были повешены декабристы.
(с)
Ю.Н. Тынянов Пушкин и Кюхельбекер

источник метафизической веревки здесь=)

At the age of four, my daughter Lizzy defined the exemplary narrative plot: "Once upon a time. The middle. The end." (с) =)

Jo Alyson Parker
Narrative Form and Chaos Theory in Sterne, Proust, Woolf, and Faulkner

4 января 1991 в газете «Libération» была опубликована знаменитая статья Бодрийяра «Войны в Заливе не будет», в которой он подверг анализу тактику действий масс-медиа в ходе подготовки войны в Персидском заливе 1991 года. Эта публикация продолжилась серией статей на ту же тему. 28 февраля вышла заметка Бодрийяра «Война в Заливе на самом деле происходит?», а 29 марта — «Войны в Заливе не было».

это примерно то же, что назвать полемическую статью "Потебня" =)

ну и еще тыц:

В фильме «Матрица» Нео достает компьютерный диск из книги Жана Бодрийяра «Симулякры и симуляция», открывая её на главе «О нигилизме».

Вот честно: пока не пересматривала. Но всегда знала, что Вачовски всё не просто так делают)

( ну и на сладенькое - картиночка, симулякра, так сказать ;) )

Речь идет не о том, чтобы утверждать, что человек умер, но о том, чтобы отправляясь от темы - которая вовсе не мне принадлежит и которая с конца XIX века беспрестанно воспроизводится, - что человек умер (или что он скоро исчезнет, или что ему на смену придет сверхчеловек), - чтобы, отправляясь от этого, понять, каким образом, согласно каким правилам сформировалось и функционировало понятие человека. И то же самое я сделал по отношению к понятию автора. Сдержим же слезы.

(с)
Что такое автор

=)

это как раз к ночному разговору о современной литературе и серьезному классицистическому мышлению ;)

Кондиционалистская поэтика, в отличие от эссенциалистской, почти не находила воплощения в каких-либо теоретических или логических доказательных текстах,— по той простой причине, что она тяготеет не столько к теориям, сколько к интуитивному, эссеистическому знанию; критерием литературности она всегда делает вкусовую оценку, которая, как известно, субъективна и немотивированна. Общий ее принцип примерно таков: "Литературным я считаю такой текст, который доставляет мне эстетическое удовольствие".
Единственное универсальное начало, присущее ей, лежит, как показал Кант, в области желания либо притязания: мне хочется, чтобы каждый считал прекрасным то, что кажется прекрасным мне самому, и я не вполне понимаю, как может быть иначе. Но поскольку за последние два столетия мы — к сожалению некоторых — сильно продвинулись в сторону культурного релятивизма, то эти притязания на общезначимость своей оценки все чаще и чаще остаются в гардеробе "классического" гуманизма, а взамен выдвигается суждение гораздо более бесцеремонное и эгоцентричное: "Литература — это то, что объявляю литературой я, вот именно я и никто другой, либо, на худой конец, я и мои друзья, я и та "современность", которая мне нравится". В качестве примера подобного откровенного субъективизма я могу указать, скажем, на "Удовольствие от текста" Ролана Барта,— но совершенно очевидно, что именно эта поэтика бессознательно движет большинством наших литературных пристрастий. Конечно, эта новая традиция, элитарная в самой своей основе,— явление, принадлежащее к более узкому и более просвещенному культурному слою, нежели та, в рамках которой автоматическим и удобным критерием литературности служит вымысел.

(с) Вымысел и слог

первые 5 страниц предисловия он рассказывает, как его рассмешил Борхес с китайской энциклопедией

12 страниц он не называет картину, которую описывает, один в один повторяя прием Веласкеса

«слова и вещи» - это действительно слова и вещи


( в качестве вещей прилагаются немногие из вариаций Пикассо на тему той самой картины )

Настоящая ... волшебная сказка с крылатыми конями, с огненными змеями, фантастическими царями и царевнами и т.д. явно не обусловлена капитализмом, явно древнее его.



Ни крылатых змеев, ни избушек на курьих ножках никогда не было. И тем не менее и они историчны, но историчны они не сами по себе, а исторично их возникновение, и оно-то и должно быть объяснено.


(с) Исторические корни..)

Лермонтов умер рано, но этот факт не имеет никакого отношения к историческому делу, которое он делал, и ничего не меняет в разрешении историко-литературной проблемы, нас интересующей.
(с) Эйхенбаум

Романный повествователь выступает обычно как более или менее средний человек, культурный, даже может быть, «передовой», но не оригинальный, не выдающийся. Замечено, что романный повествователь и не должен быть очень умным, глубоким, прозорливым, зато он должен представлять некий средний тип социального сознания и социальной среды. Ум и глубина, смелость духа принадлежит не повествователю, а автору, реализуются на репрезентативном и композиционном уровнях произведения. Повествователь же выступает как «толкователь общественного мнения», сторонник традиционного взгляда на вещи, ему свойственна склонность присоединяться к мнению большинства. Но это, конечно, не означает его ограниченности и ретроградности, хотя и это может иметь место, но только в случае личного повествования.

© Рымарь Н.Т. Поэтика романа. 1990 г.