Обнажение приёма

Речь не об уединении у себя дома ..., а о затерянности в гигантском столичном городе - времяпровождении досужего гуляки, который волен грезить, глазеть по сторонам, забываться в мыслях и расхаживать, где захочется. Воспоминания о себе для него всегда - воспоминания о месте, в котором он помещается и вокруг которого бродит. ...Понять что-то - значит понять его топографию: как его вычертить на карте. И вместе с тем - как в нем затеряться. В «Берлинской хронике» он упоминает, что многие годы тешился мыслью картографировать свою жизнь. Для этой карты - фон представлялся ему серым - он придумал систему разноцветных значков, чтобы «по-разному отмечать дома друзей и подруг, ... комнаты гостиниц и публичных домов, которые видел одну ночь, роковые скамейки в Тиргартене, дороги к школам разных лет, заполнявшиеся у меня на глазах могилы, места престижных кафе, чьи давно забытые имена не сходили у нас с губ».

( Read more... )
Сьюзан Зонтаг "Под знаком Сатурна". Эссе о Беньямине.

Это было лучшее из всех времен, это было худшее из всех времен; это был век мудрости, это был век глупости; это была эпоха веры, это была эпоха безверия; это были годы света, это были годы мрака; это была весна надежд, это была зима отчаяния; у нас было все впереди, у нас не было ничего впереди; все мы стремительно мчались в рай, все мы стремительно мчались в ад [...]

прелесть оригинала - в отсутствии последнего прямого антонима, закономерного в цепочке предыдущих однородных конструкций. вместо пары Heaven - Hell предлагается Heaven - the other way.

( Read more... )

что заставляет задуматься о признаках ада в любой из систем, альтернативных раю. то есть во всех.

когда карусель вращается по часовой стрелке, беги в обратном направлении.

...заслуживает внимания далеко не всем знакомая биографическая деталь, связанная с Лермонтовым и известная из «Воспоминаний» В.А.Соллогуба:

Лермонтов, одаренный большими самородными способностями к живописи, как и к поэзии, любил чертить пером и даже кистью вид разъяренного моря, из-за которого подымалась оконечность Александровской колонны с венчающим ее ангелом. В таком изображении отзывалась его безотрадная, жаждавшая горя фантазия.

[Птб текст]

5.
С людьми можно играть в Очередь. Они очень доверчивы, люди.
Нужно, чтобы один ждал другого, другой третьего, и так далее. Построить их всех, упереть глазами в затылки друг другу - и пусть себе думают, что все они ждут троллейбуса.

11.
Кроме троллейбусов, люди также двигаются и долгими ночными поездами. Бывает, заберутся на верхние полки, лежат и друг на друга смотрят, смотрят, а между ними-то - раз! - и вниз обрыв.
Это так глупо, что очень похоже на правду.

25.
Иногда люди и правда думают, что их всех как-то зовут...

(c) Дмитрий Коваленин "Хочешь я расскажу тебе"


http://www.susi.ru/MNTbKA/5-Son.html

здравствуй, Отец!

я пишу тебе через столько лет только затем, чтобы сказать: ты наконец можешь мной гордиться. наверное, я достиг всего, чего ты хотел. то есть хотел от меня.

и вот теперь я сижу тут и не знаю, что делать дальше.
пока я делал то, чего хотел от меня ты, я забыл, чего хочу сам.
и вряд ли уже вспомню.

когда я вспоминаю, что ты умер, начинаю утешать себя тем, что все равно ты все видишь. то есть то, что я сделал и кем стал.
а кем я стал?

то есть если ты не видишь этого всего, потому что ты умер, то я не знаю, зачем всё.
нет, даже если ты видишь, я все равно не знаю, зачем.

..просто в какой-то момент каждому нужно что-то свое – не то, что у другого. в такие моменты нужно уметь уходить. и заниматься тем, что хочется.

вообще уметь говорить «нет» - очень полезное качество.

Дни расплетают тряпочку, сотканную тобою.
И она скукоживается на глазах, под рукою.
Зеленая нитка, следом за голубою,
Становится серой, коричневой, никакою.
Уж и краешек виден того батиста.
Ни один живописец не напишет конца аллеи,
Знать, от стирки платье невесты быстрей садится,
Да и тело не делается белее.
То ли сыр пересох, то ли дыханье сперло.
Либо: птица в профиль ворона, а сердцем -- кенарь.
Но простая лиса, перегрызая горло,
Не разбирает, где кровь, где тенор.

(1980)

сегодня с утра ему стало хуже. бил кашель, грудь разрывалась. бросало то в жар, то в холод. очень хотелось, во-первых, помыться, чтобы смыть всю эту испарину, жар, неприятные запахи компрессов и примочек, во-вторых, наконец откашлять зеленую гадость, выходившую из носа, горла, иногда казалось, из всех пор его тела.
зимний вечер давил никчемностью и бесполезностью. мать с сестрой очень громко переговаривались за стеной о дорогих лекарствах и что дороги совсем замело.

а ему так хотелось, чтобы было не начало декабря, а конец апреля. и чтобы впереди не новый год, один на всех, а день рождения – только его и для него. и чтобы он не молодой безработный, сидящий на шее у матери, а маленький и радостный, сидящий на шее у отца, когда тот нес его смотреть салют. или подросток – и она тоже еще совсем девочка, говорившая ему всё как есть, а не молодая девушка, опять ушедшая к тем, кто лучше, успешнее, здоровее..

и чтобы идти домой из школы, когда уже первые листья на деревьях, когда небо голубое и прозрачное, чтобы знать, что скоро кончится четверть и будут каникулы. а сейчас он лежал и думал, что ждать нечего. четверть никогда не кончится. плохие оценки уже не исправить. кашель перестанет бить, если это будет его последний приступ. и тогда всегда уже будут каникулы – только его и для него.

<…>
Я иду и никак не могу начать шагать так, как нужно и как бы я мог, - все время наступаю кому-нибудь на пятки. Пытаюсь быть как можно внимательнее, но чья-нибудь пятка постоянно оказывается у меня на пути, перед пальцами моей ноги. Словно им, моим пальцам, всегда нужна не только своя собственная пята, та, которая сзади, но еще и чья-то чужая, та, что впереди. Чья же? – задаю я себе вопрос. Может быть, это ахиллесова пята, в которую мы ранимы, но ведь она не наша, а именно что чужая, та самая, которая вечно подстерегает наши пальцы, чтобы замедлить наш ход, сузить наш шаг…
(c)

________

Павич довольно утомителен в целом, но точечно иногда попадает довольно метко

ночью перед сном она занималась тем, что писала им сценарии. лист за листом. все-все диалоги. вариантов всегда было несколько: он мог не утвердить свои реплики, так что она всегда на всякий случай придумывала несколько – в тех местах, где, как ей казалось, он мог бы ответить и так, и эдак.

это занимало разное количество времени: от двадцати минут до нескольких часов. смотря насколько важная встреча была на завтрашний день.

он приходил обычно вечерами. они открывали бутылку. выпивали столько, сколько нужно было для того, чтобы начать разговаривать, она доставала написанное накануне.

диалог всё продолжался и продолжался, а она слушала себя, слушала его, и ее брала досада. потому что ни разу он не забраковал ни единой своей реплики. в списке вариантов всегда подбиралась нужная.

и ей казалось настолько очевидным единственное ее желание: чтобы он однажды сказал: «эй! моя вот эта фраза никуда не годится!» и порвал к черту этот ее сценарий.